Екатерина
Кадиева

"Главная задача нашего лагеря – показать ребенку, что наука – это красиво".

Екатерина, как вам пришла в голову идея Умного Лагеря Марабу?

Вы знаете, сейчас мне кажется, что эта идея сама поселилась в моей голове. Я люблю учиться, и с детства люблю искать и придумывать места, где это делать хорошо. Сначала я сама сдала себя в музыкальную школу: поступила, а потом уже поставила родителей перед фактом, что им надо купить мне пианино. Потом, в пятом классе я провела опрос среди знакомых и нашла себе лучшую общеобразовательную школу в городе. Я нашла себе лучшее место, чтобы изучать психологию, я училась в Стэнфорде на разных курсах и в школах повышения и улучшения, я читала книжки по работе и вокруг… Мне это очень нравилось, и я в какой-то момент поняла, что правильная учеба – это когда интересно и весело. Потом у меня появились дети, и я много думала о том, как и чему я хочу их учить. Мне повезло: мои собственные дети оказались очень разными. Девочка и мальчик, левша и правша, гуманитарий и математик… Мне прямо по ходу надо было понимать, какие образовательные подходы более эффективны в каждом случае, как их мотивировать к учебе, как понять, что ребенку интересно, а что нет. Надо сказать, что это почти никогда не совпадало: то, что было вдохновляющим для одного, наводило только тоску и скуку на другую. И наоборот. Но зато я многое поняла о том, как можно идти за ребенком, ведя его при этом к достойным целям.

После того, как мы переехали во Францию, мне пришлось много думать об обучении ребенка, говорящего на двух языках и принадлежащего к двум разным культурным традициям. Это тоже было ужасно интересно, и не всегда просто.

И в некоторый момент я вдруг осознала, что у меня есть уникальные навыки, которые могут быть востребованы не только моей семьей и моими детьми, но и другими детьми и родителями. Я знаю, каких подходов не хватает на рынке образования, я знаю, как надо учить детей, чтобы им это было интересно, а не мучительно, и я знаю, где искать людей, которые умеют это делать.

А ваша работа психологом помогла вам в этом?

Да, безусловно! Хотя я совершенно не могу сформулировать, как именно. Понимаете, я уже столько лет работаю психологом, что не могу точно сказать, где кончаются мои профессиональные компетенции и начинаюсь я сама. Когда я думаю об образовании детей, я сразу стараюсь учитывать их темперамент, особенности развития, возрастные особенности и так далее. На примере собственных детей могу сказать, что моя дочь могла между делом учить иностранные языки и для нее лучшим способом обучения были поездки в лагерь с носителями языка. Для сына, наоборот, очень важна структура и он может учить языки только в системе. Он чувствует себя уверенно, когда понимает, как устроена грамматика и так далее, но совершенно теряется и сникает в новой социальной среде. Зато он умеет цеплять из воздуха сложные логические, экономические, философские концепции, а дочери всегда было гораздо интересней их практическое применение… Поэтому я всегда выбирала им школы, занятия и преподавателей опираясь на то, что у них получается хорошо именно у них, а не вообще абстрактно - “хорошие школы”. И сейчас я ответственно могу сказать, что мне удалось избежать главной проблемы современного образовательного процесса – проблемы отсутствия учебной мотивации у детей.

И я понимаю: точно так же устроены и другие дети. Если учитывать их особенности, для любого ребенка можно придумать образовательную систему, в которой он будет успешен.

На сайте указано, что Умный Лагерь Марабу – для детей от 10 до 14 лет. Почему именно такой возрастной состав?

Как уже почти сто лет назад открыл русский психолог Выготский, у каждого возрастного периода есть свои задачи. Казалось бы, это очень простая и понятная вещь. Но почему-то мы, взрослые, часто забываем о том, что в каждом возрасте перед ребенком стоит цель учиться чему-то определенному. Так вот, с точки зрения возрастной психологии, дети в возрасте с 10 до 14 лет сензетивны к восприятию больших объемов информации и умеют формировать в голове новые сложные структуры. На самом деле, более младшие дети тоже это вполне умеют, но, к сожалению, многие из них эмоционально еще недостаточно зрелы, чтобы две недели жить без родителей или других близких людей, и это именно та причина, почему мы не берем детей младше 10 лет. Для таких малышей я бы советовала семейные лагеря, которых сейчас, слава богу, много появилось в разных странах и разных форматах. После 14 лет есть другая проблема: это уже не дети, а подростки, и их главная задача – это научиться общаться со сверстниками, научиться жить в группе. Многие взрослые с большим пренебрежением говорят о подростках, что «им бы лишь тусоваться». Это действительно так. Просто не надо к этому относиться с осуждением. Это тоже важная задача, которую растущий человек должен научиться решать. Но у нас научный лагерь, поэтому это не к нам. Таким детям я бы советовала искать хорошие лагеря, ориентированные на групповую, командную деятельность. Возможно, по мере того, как будут расти наши марабушные дети, мы тоже будем готовы делать такие лагеря, но сейчас мы хотим сконцентрироваться на том, что мы умеем лучше всего: на образовании, знании, и на объяснении того, что такое наука, и почему это красиво.

Ваш лагерь – для одаренных детей и маленьких гениев?

Не совсем. Все дети по-своему одаренные, главное это в них найти. Маленьких гениев я сама боюсь. Главная задача нашего лагеря – показать ребенку, что наука – это красиво, а заниматься ей – по-настоящему интересно. В этом году у нас была десятилетняя девочка, которая складывала 19 и 8 с помощью нарисованных на бумаге палочек. То есть, фактически, она вообще не умела считать, а ее родители считали ее совсем неспособной к математике. Но наши преподаватели сумели так составить для нее программу, что она занималась теми областями математики, в которых счет не нужен вообще: логикой, геометрией, задачами на объемное воображение... Быстро оказалось, такие задачи она вполне лихо решает и вообще – талантливый к математике ребенок. С другой стороны, у нас были дети из московских матшкол, которые приезжали к нам уже с развившимся школьным неврозом: они так боялись быть неуспешными и были настолько задавлены формальными требованиями, что не могли решать простейшие задачи и нервничали, едва увидев листочек с условием. В этом случае у наших учителей первая неделя уходила на то, чтобы ребенок расслабился и мог включить свою креативность. Только после этого к таким детям возвращалось удовольствие от самого процесса решения задач. Конечно, у нас были и просто дети, с которыми много и хорошо занимались математикой в течение года. И тогда двухнедельный интенсив в нашем лагере позволял им сделать некоторый рывок в математическом развитии. Но таких детей было совсем немного, и не они были наш основной контингент. Так что основной своей задачей мы по-прежнему считаем создание такого места, где ребенок в нынешней ситуации неидеального образования (которое мы наблюдаем, фактически, во всех странах) мог бы заниматься разными красивыми познавательными штуками.

Как вы справляетесь с тем, что в ваш лагерь едут дети из самых разных стран?

О, спасибо, это прекрасный вопрос! Организуя наш лагерь, мы сразу понимали, что отдельным его бонусом будет именно такая вот кросскультуральность. Лично мне это казалось важным сразу с нескольких точек зрения. Во-первых, и мы сразу понимали, что это будет интересным моментом для всех детей, именно в нашем лагере они оказывались в ситуации, когда русский язык оказывался главным языком их общения. Понимаете, языковые лагеря, ориентированные на русский, есть во многих странах. Я видела летние лагеря для американских детей из русских семей. В них, как только взрослые отворачивались, дети переходили на английский: просто потому, что им так проще. Видела подобные лагеря во Франции: там дело обстояло лучше, и детям удавалось даже немного научиться русскому, но все равно:любой другой общий язык всегда очень мешает именно общению на русском. В Марабу прошлым летом были дети из 24 стран. И говорили они на 15 языках минимум. Так что русский в этой ситуации действительно оказался, как говорили в годы нашей молодости, «языком межнационального общения». И это было очень здорово.

С другой стороны, сама я, в силу личных и профессиональных интересов, много лет занимаюсь исследованием межкультуральных взаимодействий. Понимаете, взаимопонимание и терпимость – это не такая простая вещь, чтобы просто пройти ее в школе в теории, и считать себя культурным человеком с широкими взглядами. Взаимопонимание – это некий навык, который, как показывает мой опыт, без практики не формируется. И в этом смысле мне было невероятно интересно наблюдать, как наши дети адаптировались к ситуации такого вот сложного кросс-культурального общения. Это были не только разные бытовые и пищевые привычки, хотя и они тоже. Скажем, я просто любовалась тем, как находили общий язык мальчик из элитной закрытой английской школы, и его сверстник из Азии, выросший в традиционной восточной семье. Им было непросто договориться обо всем, начиная от того, каким видом спорта заняться именно сейчас, и заканчивая вопросом о том, как надо хранить свою одежду, живя в одной комнате. Но они справлялись, и это было здорово. В таком общении дети довольно сильно могут обогатить друг друга, поделившись чем-то, что им кажется очевидным, а для ребенка, выросшего в другой культуре, совсем не так просто. Чтобы этот обмен происходил более осознанно, я проводила с детьми занятия, на которых они рассказывали об особенностях жизни в своих странах, акцентируя внимание как раз на, казалось бы, таких простых, но таких коварных различиях. И в эти моменты видела ожидаемый восторг и ожидаемое же удивление на лицах детей, когда они понимали, что рассказы о другой культуре – это не только передачи National Geographic, но и вот такие простые и вроде бы понятные вещи, которые их будут поджидать за порогом дома. Был еще один аспект, про который как раз я думала меньше, и поэтому он оказался для меня достаточно неожиданным. Оказалось, что дети даже в этом возрасте уже вполне являются трансляторами политических взглядов своих семей. Можно сказать, что у нас стихийно возникали дискуссионные клубы, в которых дети сами очень быстро устанавливали правила, в которых им было комфортно существовать. Наблюдать, как тактично, логично и деликатно дети отстаивали свои политические позиции было невероятно приятно и неожиданно для всех нас. Дети самых разных политических позиций вели диалог настолько корректно, что мы, взрослые, только удивлялись, и жалели, что сами не всегда так можем.

Как быть с тем, что некоторые дети едут к вам во второй раз? Не будет ли им скучно?

Знаете, в прошлом году многие из них на прощальном костре говорили о том, как изменили их эти две недели в нашем лагере, перевернув их представления о мире науки (и о мире вообще). Многие нашли у нас друзей, с которыми продолжают общаться и сейчас, после лагеря. Мы получаем письма от родителей, в которых они рассказывают о том, что их дети совсем иначе чувствуют себя в школе, более осознанно относятся к обучению в целом, и о том, как они ждут следующего лета, чтобы снова приехать к нам. Так что твердо могу сказать: нет, скучно им не будет. К тому же у нас уже был этот опыт, когда дети приезжали на несколько смен. С математикой этот вопрос решается проще всего: каждый ребенок занимается по индивидуальной программе, которую составляют специально под его навыки в каждой смене. Так что ребенок, который уже сделал некоторый прогресс в этой области, просто идет дальше, в своем темпе. С гуманитарной программой чуть сложнее, потому что в прошлом году в летней смене она была формально одинаковой для обеих смен. Но мы тоже вышли из положения, взяв таких детей в отдельную группу, и устроив для них индивидуальные занятия, с разборами любимых книжек и обсуждением их. Так что не скучал никто. А этим летом мы собираемся более сложно построить гуманитарную программу, и она просто вообще не будет повторяться во всех трех сменах. Так что скучать не придется.

Как вы думаете, куда бы вам хотелось развивать лагерь?

Знаете, это трудный вопрос. Мы только начинаем нашу работу, а уже довольно сильно изменили формат по сравнению с тем, что собирались делать. Изначально мы планировали наш лагерь именно как чисто математический. Математика и ее система преподавания – это одна из тех ценностей нашего детства, которые лично мне важно сохранить, в том числе и в эмиграции. Но, когда мы стали набирать первые две смены, и общались с родителями, мы поняли, что сохранение языка – не менее важная задача для многих семей. Поэтому мы добавили гуманитарный блок, и это оказалось очень правильным: он оказался нужен и нам, и детям.

Потом получилась чудесная история с Желтой Мельницей, пространство которой настолько плотное и мощное, что не учитывать его запросы было невозможно. Для Мельницы мы составили специальную программу: количество математики мы уменьшили, взяв при этом в качестве сквозной темы криптографию и лингвистику. А гуманитарную программу, наоборот, усилили: сначала рассказали детям про труды великого русского ученого Владимира Проппа, который сделал для анализа фольклорного текста примерно то же, что Менделеев для химии, а потом перешли к более поздним работам в этой области, например, тому, чем занимался Клод Леви-Стросс. В результате, нам удалось донести до детей довольно сложные вещи, которые моя дочь, например, проходит сейчас на третьем курсе Сорбонны. Но, как показала практика, дети гораздо пластичней, и готовы понять и впитать гораздо больше того, чем принято считать, они могут понять. Главное, уметь им это просто и красиво рассказать. Мне кажется, у нас получилось. А в конце этой осенней смены мы ушли совсем уж в нехарактерный для нас жанр: поставили два разных спектакля с двумя группами детей, и это был для нас всех новый опыт.

Так что сейчас, думая про летнюю программу, я вижу свою задачу в том, чтобы, с одной стороны, не очень размывать формат, и оставаться все же научно-математическим лагерем. С другой стороны, я хочу придумать довольно стройную гуманитарную программу, в которой каждый ребенок смог бы найти работу по своим интересам и языковым возможностям тоже.

Ну и, конечно, я продолжаю процесс своего обучения. Я общаюсь с преподавателями, смотрю на детей, слушаю родителей… Все это дает мне новые идеи и ставит передо мной новые задачи.