Андрей
Десницкий

В Средневековье религия — это средство понять свое место в мире

В этом интервью Андрей Десницкий — профессор РАН, филолог, библеист, один из преподавателей взрослой программы «Марабу», которая в ноябре пройдет в нашем бургундском замке, — рассказывает о том, как Средневековье переплетается с современностью.

Андрей, что вы будете делать со взрослыми, когда приедете в ноябре в наш прекрасный замок? Какова общая тема, направление мысли?

Я хочу поговорить о том, чем Средневековье отличалось от нашего времени с точки зрения восприятия мира. Вот люди жили такие же — анатомически, психологически, — как мы с вами. Мир был немножко другой — в нем не было электричества, антибиотиков и всяких других вещей. Но ведь если из нашего мира вычесть электричество и антибиотики, он ведь не станет средневековым, правда? Вот мы поговорим о том, чем тот мир в сознании его обитателей был похож на наш, а чем — не похож.

Например, мы посетим аббатство Везле. Монастыри вроде есть и сейчас, но это же совсем другая история. Почему в Средневековье было так важно строить огромные аббатства, почему они становились центром экономики и культуры, а не только религии? Аббатство — один из основных институтов, на которых все держится в Средние века, и мы поговорим о том, почему это так.

С другой стороны, Средневековье не взялось ниоткуда и не пропало в никуда. Сегодня люди часто воспринимают его как такое время сказок — ну, может быть, там не драконы летают, но в остальном все немного напоминает «Властелина колец» или «Игру престолов». Меж тем на самом деле Средние века были очень логичным продолжением античности. То же аббатство — это большой римский дом, внешне, конечно, не совсем на себя похожий, но функционально такой же: со спальнями, столовой, внутренним двориком, библиотекой. И вот я предлагаю задуматься о том, что же такого случилось в мире, что античность сменилась Средневековьем, а люди этого даже не заметили, а потом Средневековье сменилось чем-то еще. И может быть, глядя на какие-то конкретные примеры — будь то тексты, архитектура, следы сохранившегося Средневековья в нашем мире, — мы можем попробовать в это немножко погрузиться, поиграть в это Средневековье, представить себя на их месте. Это не будет инсценировкой «Имени розы» Умберто Эко, но попыткой прочитать не отдельную книгу отдельного автора, а рассмотреть некоторый срез истории и культуры.

Вы библеист, специалист по истории христианства — наверное, вы особое внимание уделите тому, что значило христианство для средневекового сознания?

Конечно, ключевым понятием моего курса будет христианство, но не в плане сугубо религиозной проповеди или богословских диспутов. Для нас сегодня религия — это часть окружающего мира, примерно как спорт: кто-то этим занимается, кто-то — профессионал, кому-то просто нравится спорт, но многим это совсем не интересно. В Средневековье религия — это средство понять свое место в мире, и нельзя говорить о ней как о чем-то отдельном, можно говорить о некоторых базовых ценностях и понятиях. С другой стороны, невозможно говорить о средневековой религии как о чем-то внутренне абсолютно едином. Есть официальная, высокая религия, мало кому понятная в обществе, где вообще-то и читать не принято. При этом есть множество низовых религий, которые отчасти такие же, как были и за тысячу лет до этого, а отчасти испытывают влияние вот этой высокой религии. Средние века во многом определялись тем, как их представители друг с другом разговаривали и чего хотели от жизни.

Вот это очень интересно, конечно…

Простейший пример: посмотрим на карту средневековой Европы и попробуем провести границу там, где заканчивалось православие и начинался католицизм. Во многом эта линия совпадает с границами Евросоюза — она идет от Прибалтики, от эстонской Нарвы и до Балкан, до Далмации. Она разделяет условный Запад и условный Восток. Почему она получилась именно такой? Кто-то будет объяснять это следствием решений XI–XII веков, когда римский папа и константинопольские патриархи разорвали отношения между собой, но конфликты завершаются, а границы остаются. В средневековой Европе было ясно, что есть латинское и греческое христианство, и эти два мира очень близки, но совсем не одинаковы. Хотя они взаимопроникающие.

Например, в болгарском языке Рождество называют Коляда — это римское слово, означающее начало календарного месяца. А в немецком, например, Рождество — это «святая ночь» (Weihnacht), что никак не связано с идеей христианства, просто праздник зимнего солнцеворота.

Вот как так получается, что эта огромная христианская цивилизация вбирает в себя и переплавляет образы так, что бывшее германское язычество становится христианством, а римский календарь дает название праздника для православных болгар?

Кстати, что такое «Марабу»? Вот в «Декамероне» Боккаччо, как это описал однажды мой сын, несколько подростков тусят на даче и травят друг другу байки. Этот формат восходит еще к античности: «Диалоги» Платона — это тоже история про людей, которые тусят с Сократом и говорят об интересном. В «Марабу» тусят не обязательно подростки: могут и дети, могут и взрослые, да и дача может быть французским замком, — но на самом деле это тоже можно считать продолжением Средневековья в наши дни, и это здорово.

Андрей, кстати о байках и замках. В «Марабу» вы всегда приезжали как детский лектор — хотя у вас, конечно, есть огромный опыт преподавания взрослым. Чем-нибудь отличается травление баек взрослым от травления баек детям?

Я много преподавал взрослым в самых разных форматах и последние несколько лет стал преподавать детям. Если честно, я не вижу особой разницы. Детям надо чуть больше объяснять, но, с другой стороны, с детьми ты хорошо понимаешь, что надо объяснять. Со взрослыми это, как правило, более неожиданно. Кто-то может знать очень много по теме, а кто-то, даже будучи невероятно умным и образованным человеком, может, именно этим никогда вплотную не занимался и совсем ничего об этом не знает. В остальном все одно и то же.

Вы можете сказать, что больше любите — работать со взрослыми или с детьми?

Я люблю работать с теми, кому интересно, от возраста это зависит довольно мало.